«Антитела»

Antikörper
Германия, 2005
Режиссер Кристиан Альварт
В ролях Норман Ридус, Нина Пролль, Хауке Дикамп, Ульрике Крумбигель

Серийный убийца, проводя каникулы в сельской местности, зашел в поселок и зарезал девочку. Год спустя в поселке все хотят про это забыть, только нескладный набожный Михаэль (совмещающий функции местного дурачка и участкового полицейского) не хочет: он пишет прокурору, заказывает какие-то бессмысленные экспертизы — и чудовищно всем надоел. Затем в новостях говорят, что убийца схвачен и во всем признался. Но тот, кого схватили, любил мальчиков, а в деревне убили девочку — и участковый, бросив недоубранный урожай, за собственный счет едет в большой город, чтобы знать наверняка.

Начинается этот умный, красивый и практически бесконечный немецкий триллер образцово: одухотворенный убийца (по фамилии Ангел) пишет кровью картинки бейконовского толка, после чего абсолютно голый, с двустволкой наперевес дает бой группе захвата. Снято грандиозно: творческой группе фильма «Жесть» смотреть надо непременно — чтоб знать на будущее, какими смысловыми красками может взыграть образ голого с ружьем, если взяться за него всерьез. Увы, после роскошной гиньольной увертюры режиссер (у себя на родине ходящий в молодых гениях) стремительно обращается к вопросам нравственности. В фильме есть пасторальная часть, снятая сонной, бесхитростной камерой, и есть город, где камера носится, что у твоего Абеля Феррары. Есть моральный конфликт между этими двумя декорациями: в городе провинциал открывает для себя анальный секс и костюмы за тысячу евро; как следствие, вера его слабеет. Есть занятный детективный ход, пара красиво исполненных заимствований (скажем, из майкл-манновского «Охотника на людей»). Есть и просто бесценные моменты: вот болтливый священник медлит дать полицейскому облатку — и тот стоит посреди церкви с преглупо открытым ртом, не зная, как ему быть. Все очень грамотно, очень осмысленно, тяжеловесно и прямолинейно донельзя: не фильм, а исполненный благих намерений многоумный асфальтовый каток. Вполне себе дюрренматтовская мысль, что совесть — это такая стыдная, утомительная болезнь вроде чесотки, едва забрезжив в начале, гибнет под спудом навязчивой ветхозаветной символики. Как в России серьезные юноши считают себя обязанными давать Тарковского по поводу и без, так и немецкий талант, пусть даже выросший не столько на Томасе, сколько на Майкле Манне, все равно в глубине души убежден, что фильм, где за кадром не звучит «И сказал Бог Аврааму», — это несерьезный, ненастоящий фильм. Спорная предпосылка, по-моему.