«Домино»

Domino
США, Франция, 2005
Режиссер Тони Скотт
В ролях Кира Найтли, Кристофер Уокен, Мики Рурк, Люси Лю

Домино (Найтли) — 19-летний ангел с прической, как у Эдварда Ферлонга в «Терминаторе-2», с пересохшими губами, смазанной тушью и разбитыми в черную кровь костяшками пальцев — пристегнута наручниками к столу в комнате для допросов. Какая-то злобная лесба в костюме и с точилкой для карандашей (Лю) пытается прессовать ее на сакраментальную тему: типа где деньги? Про деньги (10 fucking миллионов, в мешках) Домино молчит. Зато рассказывает про смерть золотой рыбки, про то, как десятицентовик, украденный из церковной кружки для пожертвований, определил ход ее жизни, как она перестала бояться смерти, как продала душу мелкому дьяволу с телевидения, как обрела семью, как потеряла все и оказалась тут перед нами.

В 60 лет — в возрасте, когда другие уже примериваются, как бы понезаметней выжить из ума, — у британца Тони Скотта выросли крылья. В прошлом хороший (да что уж там, замечательный, самый лучший) коммерческий режиссер Скотт все эти годы будто намеренно держался сугубо ремесленных рамок, и надо было быть fucking провидцем, чтоб заподозрить в нем какие-то глубины, да и вообще хоть что-то — кроме безусловного, Богом данного таланта к нарезке пленки на короткие куски. Скотт будто боялся дать себе волю или просто копил что-то внутри, чтоб потом взорваться. И если прошлогодний «Гнев» (в котором он впервые слетел со своих профессиональных голливудских катушек) был просто очень сильным фильмом, то «Домино» — его «Гражданин Кейн», его «Пятый элемент», его, не побоюсь этого слова, «Авария — дочь мента». В одночасье перепрыгнув из технарей в визионеры, Скотт снимает кино будущего уже сегодня — сидя в зале, чувствуешь, как на тебе обкатывают, может, не вполне еще совершенные, но уже вполне нешуточные нейротехнологии. Зеленый и желтый цвета тут ведут какой-то совершенно свой, параллельный сценарию, рассказ; вонгкарваевское целлулоидное марево полнится роем всплывающих текстовых подсказок, смыслы перепутаны, утоплены в чувственном фоне настолько, что кажется, их нет тут вовсе, а полуголая артистка Найтли, оседлав брыкающегося механического быка, становится на замедленной съемке шестирукой богиней — обозначая тем финальный этап давно намечавшейся смычки порнографии с иконописью. И понятно, что существуют на свете фильмы поумней, пособранней и даже (ну может быть) покрасивей этого, но с таким напором, с такой плотностью живых эмоций лично я прежде сталкивался лишь однажды — в стоуновских «Прирожденных убийцах», так же топивших смыслы в монтаже и гнавших жизнь героев на быстрой перемотке. Видимо, что-то в этом роде прокрутилось и перед глазами настоящей Домино Харви — совсем некрасивой, по-нехорошему бледной тридцатилетней героинщицы с плохими зубами, которая благополучно передознулась за полгода до выхода картины и теперь может лишь улыбнуться на финальных титрах — и этой своей болезненной, кривоватой улыбкой немного охладить тех, кто тоже решит попробовать не бояться смерти. Хотя если перед смертью всем показывают такую нарезку, бояться ее и правда не стоит.