«Кровь и кости»

Chi to hone
Япония, 2004
Режиссер Еити Сай
В ролях Такеши Китано, Томоко Табата, Киока Сузуки

Ким (Китано) в 20-е годы приплыл на пароме в Осаку и стал, кажется, единственным корейским эмигрантом, у кого на новом месте все получилось. Войну он где-то пересидел, построил рыбный заводик, стал давать деньги в рост, насиловал женщин, гнул в бараний рог мужчин, убил по ходу дела минимум двоих, наплодил дюжину детей, которых сам же потом перекалечил. Жена Кима 40 лет молилась о его смерти, домочадцы вешались, сам же он только покряхтывал и пух на чужой ненависти как на дрожжах: в итоге пережил всех и даже в глубокой старости — седенький, скособоченный параличом — никому не давал спуска и продыха.

Читавшие первоисточник — толстый роман натурализованного корейца Вуй Син Чонга — сходятся на том, что фильм в своих взглядах и методах существенно человечней книги: впрочем, даже от гуманного варианта этой истории запросто можно сомлеть. Понятную в общем мысль, что мужчина по природе — чудовище (для Востока она, впрочем, не так очевидна, как для Запада, — чудовищем тут традиционно считается женщина), «Кровь и кости» излагает с прямолинейностью человека, решившего обязательно забить гвоздь в голову собеседника. Китано, чья фирменная лютость в последние годы тихонько превращалась в элемент дизайна и повод посмеяться, здесь творит действительно несусветные вещи. Меняя шкуры (белый костюм и шутовское канотье до войны, битый авиационный тулуп после), он — чем дальше, тем больше — играет не человека, а демона, силу природы. В какой-то момент его Ким исчезает из фильма, но лишь затем, чтобы прорасти через оставшихся в кадре мужчин: забитый зять начинает копировать его повадки, рассказчик-сын, всю дорогу осуждавший и презиравший отца, сам того не видя, делается его уменьшенной копией. Величие Китано здесь в том, что историю человека с психологией сперматозоида он играет как эпос — точно так Де Ниро когда-то давным-давно умел сделать отребье поэтическим героем. В конце старый, страшный, умирающий Ким снова видит Японию с парома и улыбается, готовый сойти на берег и повторить тот же путь по новой. Когда-то давным-давно в конце фильма «Однажды в Америке» похожим образом улыбался другой уродливо постаревший мужчина, привыкший брать от жизни все.