«977»

Россия, 2006
Режиссер Николай Хомерики
В ролях Федор Лавров, Алиса Хазанова, Леос Каракс, Клавдия Коршунова

Иван Дмитриевич Тишков, кандидат наук из Новосибирска (Федор Лавров, похожий на Чеки Карио в молодости), прибывает в умеренно бедствующий НИИ (кажется, под Петербургом), из личных вещей имея с собой граненый стакан, кипятильник и обернутый в газетку «Вестник биофизики» с собственной статьей по теме проводимых институтом исследований. Еще не успев как следует удивиться местному запустению и двусмысленным повадкам младшей научной сотрудницы Тамары (Екатерина Голубева из «Полы Икс» и «29 пальм»), герой сразу становится руководителем отдела № 7, бесконечно тестирующего на группе добровольцев экспериментальный прибор. Прибор умеет замерять некую личную эманацию, про которую наверняка известно три вещи: что она у каждого своя, что на нее невозможно повлиять и что ее пороговое значение на приборной шкале — 977. Термин «душа» звучит лишь однажды и сходу отметается как некорректный, но по мере того как новосибирский специалист входит в штопор, становится более-менее ясно, о чем речь.

Сейчас в это уже никто не поверит, но в другой жизни «977» действительно был мистическим боевиком про инофирму, которая с помощью новых технологий собирает человеческие души, переводя их в некие единицы условности. Сюжет, придуманный владельцем рекламного агентства Юнием Давыдовым, в 2001 году взял главный денежный приз на комически известном эспээсовском конкурсе сценариев «Нормальная жизнь в нормальной стране» и вдобавок удостоился персональной похвалы председателя жюри Е. Гайдара. Потом он лет пять ходил по рукам и достался в итоге дебютанту Хомерики, вчерашнему выпускнику французской киношколы, который и переработал его популярным среди серьезных русских режиссеров способом: аккуратно отсек все интересное и сиюминутное, оставив в итоге некую метафизическую кочерыжку — просвечивающее на солнце нечто, о существовании чего рекламист Давыдов (чьим следующим вкладом в русский кинематограф стала пиар-кампания «Дура идет в кино») вряд ли когда-то подозревал.

Проблема, лежащая в основе «977», уже рассматривалась — в новейшей английской литературе: в «Автостопом по Галактике» другой экспериментальный прибор так же отвечал на Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Остального точной цифрой (правда, двухзначной). У Дугласа Адамса после этого случалась комическая пауза, обозначавшая черту, на которой все нормальные люди должны посмеяться и разойтись. Хомерики с его обморочными лаборантами, близняшками и призраками как раз с этой черты и стартует.

Когда в этом году «977» показали в Каннах, мерило всех вещей еженедельник Variety посвятил ему полтора искрометных абзаца, автор которых журил режиссера за длинные планы и заключал, что влияние покойного Тарковского на умы его молодых соотечественников не всегда благотворно.

Формально все так и есть. Кроме видной даже американским киноведам параллели с «Солярисом» (коридоры, приезжий эксперт, девица Рита, сходящая со старой фотографии), тут идет негромкая перекличка с «Девятью днями одного года» (ближе к концу персонажи даже садятся их смотреть). Все так. Но в отличие от того же Звягинцева (которого тот же Variety за пресловутую тарковщину не отчитывал, а превозносил) Хомерики не похож на копииста. У него легкая режиссерская рука и очень своя интонация — не вполне здешняя и завораживающая примерно так же, как завораживает русалочий русский живущей во Франции артистки Голубевой. Он идет ощупью, но его метод очень верный: отсекая несущественные обстоятельства (что за город? какой год на дворе? что за Рита?), он кристаллизует ситуацию, постепенно приводя нас и себя к какому-то невербальному, но абсолютно четкому ее пониманию. Похожая прозрачность наступает иногда после стакана водки: неслучайно в фильме так неброско, но прочувствованно пьют — и это важно, потому что вопрос «А почему вы так много пьете?» в контексте русской культуры — это отчасти и есть Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Всего Остального, ответа на который нет даже в виде цифры.

В связи со всем этим очень хочется еще раз вспомнить теплыми словами сценарный конкурс «Нормальная жизнь в нормальной стране». То, что культурная инициатива, одним из постулатов которой был, как сейчас помню, «отказ от культа непрактичности как мнимого признака духовности», в итоге породила (пусть опосредованно) именно картину «977», — это не просто прекрасный пример того, что в странах развитого либерализма называют poetic justice. В плане каких-то долгосрочных перспектив для национального кинематографа это, по-моему, повод для сдержанного оптимизма.