«Хребет дьявола»

El espinazo del diablo
Испания, Мексика, 2001
Режиссер Гильермо дель Торо
В ролях Эдуардо Норьега, Мариса Паредес, Иньиго Гарсес, Федерико Луппи

Третий год Гражданской войны в Испании. Беглецы из терпящих поражение республиканских частей оставляют в сиротском приюте сына убитого однополчанина — 13-летний Карлос (Тьельве), впрочем, думает, что отец скоро заберет его. Директор приюта (Луппи) и завуч (альмодоваровская прима Паредес) — оба тайные социалисты, люди немолодые и отчаявшиеся. Он сквозь стенку читает ей стихи, она, отстегнув деревянную ногу, отдается ядреному молодчику из бывших сирот (Норьега) — тот в свою очередь бредит республиканским золотом, якобы лежащим в приютском сейфе, и к завучу ходит, чтобы стащить у нее ключи. Над приютом — синее небо, вокруг — желтые пустоши, до города — сутки пешком, во дворе из суглинка рыбьим хвостом торчит неразорвавшаяся авиационная бомба (и тикает, тикает). Что скоро тут станет совсем нехорошо, ясно и без зловещих предсказаний, которые шепчет в темных коридорах маленький босой призрак с пробитой головой.

«Они взрослые, но нас больше», — и дети начинают деловито затачивать подручные предметы. Забыть эту реплику так же трудно, как знаменитую сцену с бомбой, пикирующей на ребенка (которую в Голливуде никто еще не украл лишь потому, что ее непонятно где использовать). Только что шесть оскаровских номинаций «Лабиринту Фавна» превратили перелетного мексиканца дель Торо из удачливого аутсайдера в гения с сертификатом — и вопрос тут не в том, стоит ли «Лабиринт» таких восторгов (если честно — Фавн его знает), а в том, где восторгавшиеся были пять лет назад, когда дель Торо действительно снял шедевр. В «Хребте дьявола» он перебирает тот же набор бусин, что и в «Лабиринте», — детство, призраки прошлого, торжество зла во внешнем мире. Но в отличие от плещущегося в своей сказочности «Фавна» первая часть обещанной «испанской трилогии» не только сложна в устройстве, но и замечательно дисциплинированна. Тут нет ни одной лишней реплики, ни одного случайного жеста, ни одной пустой красивости. Даже волшебное янтарное свечение кадра, фирменный дельторовский эффект, выглядит не элементом декора, а естественным свойством прошлого — кажется, именно так должен преломляться дневной свет в загустевающей на глазах субстанции воспоминаний, среди которой комариком вязнет летучая камера грандиозного оператора Гильермо Наварро. Из ныне живущих нет на свете лучшего писателя про детство, чем Стивен Кинг, и дель Торо идет тем же путем. В детстве, говорит он, страх идет рука об руку с ощущением чуда, а взрослая жизнь — это когда остается один страх.