«Мертвые дочери»

Россия, 2007
Режиссер Павел Руминов
В ролях Дарья Чаруша, Равшана Куркова, Екатерина Щеглова, Артем Семакин

К отечественному кинематографу, как однажды сказал Владимир Сорокин, необходимо относится с состраданием. Иначе можно предположить, что его вообще нет. Есть, конечно, некие кинопроцессы, финансируемые гигантскими суммами в долларовом эквиваленте (пример, совершенно недавний — «Волкодав»), создающие видимость движения. Как ловко заметил один из героев «Изображая жертву» — «они поняли, что лучше притворяться — тогда от них отстанут». Этой фразой можно охарактеризовать отечественный кинопроцесс на современном этапе — притворство. Как водится, есть и исключения — «Возвращение» Звягинцева, пущенное в узкий прокат, «4» Хржановского, и вовсе легший на полку, Попогребский, Хлебников и другие, знакомые по исключительно киноклубному формату. И, вот теперь — «Мертвые дочери».

Правда, здесь находится главное различие — все перечисленные режиссеры действовали в непосредственной арт-сфере, высчитывая и попадая на аудиторию фестивалей, клубов, то есть зрителя, весьма ограниченного количеством. Фильм же Руминова изначально намекает на позиции молодого Спилберга — интересное для масс средствами авторского кино, или короче — по славной постмодернистской традиции — сочетая массовое и элитарное. От мейнстрима здесь — заигрывание с повествованием, яркая жанровая принадлежность; от авторского кинематографа — вычурный киноязык, многоплановость подачи материала и почти олимпийская выдержанность и точечность эстетического эффекта. Не выстоять никому.

Тех, кто рассчитывает на эмоциональный взрыв и визуальный колорит, «Мертвые дочери» подвергают пытке, продолжительность которой свыше двух часов, по всему возможному спектру зрительского восприятия. Использовав в основе сюжета банальную страшилку, Руминов-сценарист подчеркнул очень важный момент — преемственность от фольклорной традиции, ведь по сути дела история об утопленных девочках, которые начинают мстить всякому люду за свою смерть — в пересказе оборачивается непринужденной байкой из склепов городской мудрости. С другой стороны — фольклорная подоплека дает значительно больший размах, когда дело касается действующих лиц. Секстет молодых людей, волей случая попавших в сказку наяву, но так в нее и не поверивших, накрывается неотступной тенью смерти.

И с этого момента заводится двигатель сюжета — персонажи начинают меняться в попытке обыграть смерть, неудивительно, что почти всех ожидает неудача в этом сомнительном деле. Другая, не менее важная находка, дословное повторение завета великого Хичкока — «чем меньше покажешь, тем страшнее», в этом свете слоган «Кино о призраках» выглядит неуместной спекуляцией. Ибо режиссер умудрился обойтись исключительно намеками — да, дочерей так и не покажут, оставив недоуменного зрителя гадать — были ли девочки, или это всего лишь морок, нашедший на героев, реализация погибели за греховность в чистом виде. И с этой стороны — таглайн «Делай добро или умри» выглядит, если не более оправданно, то намного честнее.

Отдельный разговор — актеры, представившие злополучных обитателей Москвы. В них несказанно поражает свежесть, которая может быть только у человека, не запятнавшего себя в каждой третьей отечественной картине. Благодаря этому действие на экране одновременно напоминает и театральную читку, и социальный комментарий в духе Ван Сэнта, и метафорическую сборную японского хоррора — но уложенных в одном теле так гармонично, что впору говорить о неком апполонизме. И, если драматургия — нет-нет да подвиснет, актеры из-за молодости пережмут момент, вставив тем самым вполне простительные палочки в громаду колеса, то картинка и звук, точно часовой — всегда на посту.

Рассказывать об атмосфере «Мертвых дочерей» не видевшему их — гиблое дело. Словно фраза Уинстона Черчилля про кровь, пот и слезы обрела новую форму — каждый кадр ощущается, чуть ли не физически — бесконечная ломка монтажа, трясущаяся камера, набившая многим оскомину, тут фиксирует самое сложное — то, что не происходит. А то, что есть — бесконечно преломляется в ракурсах ее объектива, и реальность, нехотя подчиняясь, приобретает, благодаря немыслимому количеству фильтров, совершенно незнакомые формы. Подстать и звуковое оформление — подавляющее количество звука находится в низких частотах, нервно перешептывающихся в дополнительных каналах, в то время как многоуважаемый Трей Ганн и остальные исправно поливают экранное действие минорными мотивами.

Но главное, что, несмотря на разного рода задержки и проволочки — «Мертвые дочери» вышли в широкий прокат. Формально с первым российским фильмом ужасов ничего не получилось, его обогнали — да и гонка немного не честная. Ибо детище Руминова скорее игра в хоррор или очень убедительная под него маскировка, за которой скрывается нежное сердце экзистенциального триллера. Пугать-то он пугает, но делает это из внешне-жанровых побуждений, чаще склоняясь к аллегории, свойственной притче. И тут режиссеру и сценаристу в одном лице можно лишь поаплодировать за то, как отчетливо он разгадал в «низком» жанре потенциал для последующих интерпретаций и прочих интеллектуальных забав.

А будет ли благосклонна судьба к картине — выяснится довольно скоро, по результатам кассы проката. Пока лишь можно сказать, что отечественный кинематограф перешагнул психологически важный рубеж — вычленив из общей массы, пусть во многом и благодаря агрессивной рекламной кампании, проект, презентующий голливудский уровень за отечественный бюджет так, что на последний не приходится делать каких-либо оговорок. Быть может, Руминов — человек как раз таких парадоксов, и это послужит хорошим примером для других? Будем надеяться.

До встречи в кино.