Сперва мы видим ботинки, хорошие старомодные ботинки не первой молодости. Потом их обладателя очкастого юношу, который сидит на корточках возле заброшенного тоннеля. В нескольких метрах от него лежит тело: сперва, опять же, стоптанные туфли, затем спутанные светлые волосы, наконец синий браслет на руке.
За два дня до этого Брендан (Джозеф Гордон-Левитт, жертва педофилии из «Загадочной кожи») говорил по телефону со своей бывшей подружкой Эмили (Эмили де Рейвин, беременная из сериала «Остаться в живых»). Та была взволнованна, упоминала какого-то Штыря, который разозлился на какого-то «бедного Фриско» из-за какого-то кирпича, и теперь она по уши в дерьме.
Брендан пытается найти ее и не без труда находит, сначала дрожащую от страха и путающуюся в словах, а чуть позже лежащую возле тоннеля. Теперь он хочет узнать, кто такой Штырь, что такое кирпич и при чем здесь чертов Фриско.
Ярлык «нуар» сегодня принято вешать на любой фильм, где герой носит шляпу, а у героини задние мысли. Но нуара-то никакого нет, нуар умер еще в младенчестве, в 50-е, поскольку его иммунная система не была готова к встрече со светом и цветом. Принятая в нуаре степень условности когда Богарт, метр в кепке, укладывал красавицу в постель движением бровей и пощечиной отправлял громилу в нокаут, романтизм нуара, его ребячливость очень быстро исчерпали себя, оказались абсолютно неконвертируемы. И в последние 50 лет нуар за блестящими исключениями, которые можно пересчитать по пальцам, это всегда пародия: чем лучше ты это понимаешь, тем меньше у тебя шансов оказаться в дураках (пример чего только что, увы, продемонстрировала милейшая «Черная орхидея»).
Дебютант Райан Джонсон, автор «Кирпича», расправился с неразрешимой проблемой просто и остроумно: в этой игре он перешел на следующий уровень. Нуар сегодня комический жанр, о`кей. А теперь мы берем эту комедию и, отсмеявшись, разыгрываем ее всерьез.
«Кирпич» кино про старших школьников, но боже упаси прописывать его по ведомству «Багси Мэлоун», где гангстеров времен Депрессии изображали десятилетки. Пародийны только заданные обстоятельства. Вместо городских трущоб школьная парковка, вместо обычных типажей нуара их едва совершеннолетние эквиваленты. Измученный жизнью сыщик нахохлившийся юноша с упрямой челюстью, femme fatale красивая стерва из старшего класса, осведомитель «ботаник» по кличке Мозг с кубиком Рубика в руках, закон помощник директора, гангстерский босс местный драгдилер. Желая разузнать детали о нужном человеке, герой спрашивает: «С кем она ходит на обед?» Помощнику директора бросает в лицо: «Увидимся на родительском собрании» так, словно речь идет о зале суда.
Но обстоятельства дело в конечном счете десятое, а в главном режиссер ни на секунду не позволяет себе иронизировать. Он счастливым образом избегает соблазна стилизации там, где это не нужно: никаких плащей и шляп, никакого дождя, никаких теней на стене и неона сквозь жалюзи. Из классического нуара позаимствованы лишь сущностные вещи: персонажи, сюжетное построение и, конечно, язык короткие, отскакивающие от зубов реплики, которых Хэммет с Чандлером, страшно сказать, не постеснялись бы.
И этот мир, где нет места ерничеству, а есть двойной игре и хорошей зуботычине, вдруг оказывается живым. Разницу между семнадцатью и тридцатью семью люди вообще склонны преувеличивать, а уж в категориях нуара смерть, любовь, алчность, предательство она и вовсе несущественна. «Жизнь всегда такая тяжелая или только в детстве?» интересовалась несовершеннолетняя femme fatale из
другого фильма. В «Кирпиче», как и положено, вопросов немного больше, чем ответов. Но ведь что такое, в конце концов, нуар? Это всего лишь детектив, в любви к которому не стыдно признаться.