Сперва мы видим ботинки, хорошие старомодные ботинки не первой молодости. Потом их обладателя — очкастого юношу, который сидит на корточках возле заброшенного тоннеля. В нескольких метрах от него лежит тело: сперва, опять же, стоптанные туфли, затем спутанные светлые волосы, наконец — синий браслет на руке.
За два дня до этого Брендан (Джозеф Гордон-Левитт, жертва педофилии из «Загадочной кожи») говорил по телефону со своей бывшей подружкой Эмили (Эмили де Рейвин, беременная из сериала «Остаться в живых»). Та была взволнованна, упоминала какого-то Штыря, который разозлился на какого-то «бедного Фриско» из-за какого-то кирпича, и теперь она по уши в дерьме.
Брендан пытается найти ее и не без труда находит, сначала — дрожащую от страха и путающуюся в словах, а чуть позже — лежащую возле тоннеля. Теперь он хочет узнать, кто такой Штырь, что такое кирпич и при чем здесь чертов Фриско.
Ярлык «нуар» сегодня принято вешать на любой фильм, где герой носит шляпу, а у героини задние мысли. Но нуара-то никакого нет, нуар умер еще в младенчестве, в 50-е, поскольку его иммунная система не была готова к встрече со светом и цветом. Принятая в нуаре степень условности — когда Богарт, метр в кепке, укладывал красавицу в постель движением бровей и пощечиной отправлял громилу в нокаут, — романтизм нуара, его ребячливость очень быстро исчерпали себя, оказались абсолютно неконвертируемы. И в последние 50 лет нуар — за блестящими исключениями, которые можно пересчитать по пальцам, — это всегда пародия: чем лучше ты это понимаешь, тем меньше у тебя шансов оказаться в дураках (пример чего только что, увы, продемонстрировала милейшая «Черная орхидея»).
Дебютант Райан Джонсон, автор «Кирпича», расправился с неразрешимой проблемой просто и остроумно: в этой игре он перешел на следующий уровень. Нуар сегодня — комический жанр, о`кей. А теперь мы берем эту комедию и, отсмеявшись, разыгрываем ее всерьез.
«Кирпич» — кино про старших школьников, но боже упаси прописывать его по ведомству «Багси Мэлоун», где гангстеров времен Депрессии изображали десятилетки. Пародийны только заданные обстоятельства. Вместо городских трущоб — школьная парковка, вместо обычных типажей нуара — их едва совершеннолетние эквиваленты. Измученный жизнью сыщик — нахохлившийся юноша с упрямой челюстью, femme fatale — красивая стерва из старшего класса, осведомитель — «ботаник» по кличке Мозг с кубиком Рубика в руках, закон — помощник директора, гангстерский босс — местный драгдилер. Желая разузнать детали о нужном человеке, герой спрашивает: «С кем она ходит на обед?» Помощнику директора бросает в лицо: «Увидимся на родительском собрании» — так, словно речь идет о зале суда.
Но обстоятельства — дело в конечном счете десятое, а в главном режиссер ни на секунду не позволяет себе иронизировать. Он счастливым образом избегает соблазна стилизации там, где это не нужно: никаких плащей и шляп, никакого дождя, никаких теней на стене и неона сквозь жалюзи. Из классического нуара позаимствованы лишь сущностные вещи: персонажи, сюжетное построение и, конечно, язык — короткие, отскакивающие от зубов реплики, которых Хэммет с Чандлером, страшно сказать, не постеснялись бы.
И этот мир, где нет места ерничеству, а есть — двойной игре и хорошей зуботычине, вдруг оказывается живым. Разницу между семнадцатью и тридцатью семью люди вообще склонны преувеличивать, а уж в категориях нуара — смерть, любовь, алчность, предательство — она и вовсе несущественна. «Жизнь всегда такая тяжелая или только в детстве?» — интересовалась несовершеннолетняя femme fatale из
другого фильма. В «Кирпиче», как и положено, вопросов немного больше, чем ответов. Но ведь что такое, в конце концов, нуар? Это всего лишь детектив, в любви к которому не стыдно признаться.
