Завод закрыли, и Леня (Александр Яценко), кудрявый юноша без особых примет и с техническими навыками, отправляется на биржу труда так в приволжском городке называется окно, скрывающее сердобольную даму с детективом в руках. Пробует себя в торговле обувью на рынке, требующей несвойственной ему инициативности. Затем в малярном деле, которое, впрочем, остается теорией, поскольку по пути на работу Леня совершает побег, испугавшись чисто женского коллектива. Наконец, молодой человек надолго зависает на дорожных работах: в сомнительной компании человека-пестика и человека-ведра укладывает дорогу без начала и конца. Параллельно он выслушивает уроки жизни от бригадира, склонного к безоглядной романтизации своей профессии, и заводит нечто вроде романа с девушкой по имени Свинья, она же Хрюша.
«Свободное плавание» кино принципиально без крупных планов (даже если они там есть): камера слишком бережет иллюзию отстраненности, чтобы вглядываться в лица, а герои слишком берегут эмоции, чтобы выражать их с помощью лицевых мускулов. И почти без слов: эти люди и говорить толком не умеют, предпочитая невербальную коммуникацию, а главное сказать им друг другу, в общем-то, нечего. Ну а правда что тут скажешь? Закономерно, что красноречивый бригадир единственный персонаж, который вроде бы умеет обращаться со словами, выглядит наибольшим идиотом. И в лучшие моменты фильм вообще превращается в комическую пантомиму: когда герой, например, танцует с разными партнершами в сельском клубе или помогает чем может голодной козе.
Справедливости ради, главный хлебниковский козырь самурайская сдержанность в конце концов его слегка и подводит: в кульминационной сцене режиссер так боится сфальшивить, что спускает кульминацию на тормозах; ее, строго говоря, и нет что, конечно, неправильно. Но стертый финал, кажется, единственное, что в фильме по-настоящему смущает.
Хлебников вновь, как и в сделанном им в соавторстве с Алексеем Попогребским «Коктебеле», демонстрирует исключительное чувство кадра и ритма, чуткость к микродвижениям качество, без которого оба фильма издавали бы лишь монотонное журчание. Когда в поле зрения оказывается больше одного человека, режиссер начинает заметно нервничать, а любое целенаправленное движение синонимично суете и вызывает у него, как и у героя, паническую атаку. «Свободное плавание» почти что диафильм; если играть в китайскую рулетку, примерно так: животное кошка, фрукт яблоко, картина пейзаж, песня на трех аккордах и без припева.
В том, как виртуозно Хлебников прикидывается святой простотой, чудится какая-то расчетливость, но чудится скорее по инерции: слишком давно российское кино не знало искреннего примитивизма. Трудно отказать себе в удовольствии поставить «Свободное плавание» антитезой вырыпаевской
«Эйфории»: и там и там безъязыкая провинция с едва одушевленными героями. Но одни и те же «че? ну а че?» у Вырыпаева выглядят кокетством и враньем, а у Хлебникова они органичны. Потому что Вырыпаев, будь он трижды с Дона, смотрит на жизнь с позиции столичной штучки, а москвич Хлебников продукт окраины в самом необидном смысле слова. Окраины, которой являются, например, и Финляндия, и Грузия, и Огайо: заклинание «джармуш-каурисмяки-иоселиани» (во всех трех случаях, причем с поправкой «ранний») в отношении режиссера уже произнесено с разных трибун столько раз, что и повторять стыдно, но некий гипотетический ранний Джаркауриани действительно, наверное, подписался бы под «Свободным плаванием» с радостью. Что уж там скрывать понятно, что Хлебников никакой не Пиросмани, а киновед со вгиковским дипломом. Культурная память у него работает превосходно, и если что-то волнует режиссера меньше всего, то это, наверное, социальные проблемы российской провинции: герой Яценко, в сущности, Антуан Дуанель, по стечению обстоятельств родившийся не в Париже, а в Мухосранске. Что «простота хуже воровства» придумали трусы, а Попогребский вон вообще выпускает картину под названием «Простые вещи». Простые вещи: самое человечное кино получается почему-то у мизантропов; жлобоватых пролетариев лучше всего понимают интеллигентнейшие пьющие люди; приличный человек плавает как утюг.